"сады" жак делиль
Поэма "Сады" Песнь вторая" - Жак Делиль
Ах, если б я владел той лютнею, чей звук
Однажды сдвинул с мест леса и горы вдруг!
Играл бы я на ней, покуда лес зеленый
Не встрепенулся бы, свои расправив кроны,
И не пошел вперед, как в танце, чередой:
За буком - ива, кедр - за елью молодой.
Но больше нет чудес и звуков всемогущих,
Недвижны пики гор, молчат деревьев кущи,
И ныне за собой природу поведут
И оживят ее искусство, ум и труд.
А у кого узнать, как перенять приемы,
Которые дадут нам результат искомый?
Сначала надобно всегда иметь в виду:
Деревья, прелесть их - вот главное в саду.
Как много их у нас, деревьев самых разных,
Густых или сквозных, всегда разнообразных:
Вот это гибкостью своего тешит взгляд,
Другое - высится сурово, как солдат,
Одно - раскидистые ветви простирает,
Другое - на ветру трепещет и играет.
В изменчивости - суть столь дивной красоты:
Все в нем меняется: ствол, ветви и листы,
И, в непрерывности чудесных превращений,
Любое - как Протей среди других растений.
Знаток умение и вкус проявит в том,
Что это свойство он использует с умом.
Не забывайте, что у матери-Природы
В огромном множестве есть разные породы:
Различны форма, цвет, и рост, и густота -
Сумейте отобрать вам нужные сорта.
Вот дикий темный лес, холодный даже летом:
Вот роща легкая, пронизанная светом;
Там купа темная на светлом фоне даст
Вам неожиданный пленительный контраст,
А вот в своей красе уверенный, спокойный
Совсем один стоит средь поля тополь стройный,
Качая медленно кудрявою главой.
Он - словно древности бестрепетный герой -
Идет вперед один перед притихшим войском,
Чтобы сойтись с врагом в сражении геройском.
В изысканных садах давно ль тому назад
Деревья ставили то группами, то в ряд,
И было невдомек, что каждое созданье
Таит в себе самом свое очарованье?
А между тем, когда они вразброс растут,
Как бы нечаянно, то - там, а эти - тут,
Различные листвой, и формою, и цветом,
Одно цветет весной, другое поздним летом,
Одно кустарника кольцом окружено,
Другое - как король - красуется одно,
И стелются пред ним, склоняясь низко, травы,
Они прекрасны; но - должны быть величавы.
Так мощный старый дуб или ветвистый клен,
Когда стоит один, открыт со всех сторон,
Как древле патриарх почтение внушает.
Но прихотливостью лужайки украшают
И липы круглые: их кроны придают
Открытой местности и прелесть, и уют.
Деревья, что скромней и меньше по размерам,
Сажайте рощами, причем таким манером,
Чтоб выросла стена из зарослей густых
И было издали приятно видеть их.
Внося естественность в садовые картины,
Тем избегаем мы наскучившей рутины.
Пусть будет свеж пейзаж, как полевой букет,
И пусть играют в нем, сменяясь, тень и свет.
Теперь пришел черед лесам. Займемся ими.
Леса! Уже давно вас воплями своими
Не оглушает бард. Поэтов голоса
Вам гимны стройные теперь поют, леса!
И я у вас ищу восторг и вдохновенье.
Выказывая тем свое благоговенье,
Я бережно, любя, украсить вас хочу.
Учась у вас самих, людей я обучу.
Как мрачен этот лес! Тут строй стволов огромных
Так тесно сдвинулся, что свод из веток темных
Но пропускает свет. Лучам откройте вход, -
Он станет веселей и все в нем оживет.
Пусть солнышко блеснет в распахнутых просветах
И на прогалинах, снопом лучей согретых,
Запляшет от ветвей узорчатая тень,
Как будто борются друг с другом ночь и день, -
И мрачный старый бор приветно улыбнется.
Но общий вид его пусть прежним остается.
Так вы, слегка смягчив его суровый нрав,
Природы девственной не ущемите нрав.
Не стройте в нем колонн: пусть дикость сохраняет
И простотой своей нетронутой пленяет.
Вот возвышаются седые валуны.
Они хранят следы принесшей их полны.
Им много тысяч лет. Наверняка когда-то
Здесь бушевал поток: громовые раскаты
Ревели; молнией расколот был гранит.
Пусть память о веках могучий лес хранит.
[Но так как глухо там, и жутко, и безлюдно,
И людям боязно, да и привыкнуть трудно,
То можно было б в нем соорудить приют
Для тех, которые жизнь богу отдают.
В те времена, когда суровые законы
Страдальцев гнали прочь от их земель исконных,
Несчастным довелось пролить немало слез,
И рок от родины их далеко занес.
Теперь вы можете свершить благодеянье
И облегчите жизнь томившимся в изгнанье.
Найдите им в лесу укромный уголок,
Где каждый бы в тиши труду предаться мог.
Лес будет населен и станет он не страшен,
Не повредят ему клочки лугов и пашен,
А хижина, когда она в лесу стоит,
Ландшафту придает лишь трогательный вид.
О, паства Бруно, ты достойна сожаленья!
Сыны Ранее давно в безропотном смиренье
Обители своей лишились навсегда.
Их горестный удел - лишенья и нужда.
Так дайте землю им, и кров, и корку хлеба,
Вознаградит за то вас всеблагое небо.
И лишь они у вас появятся едва,
О вашей щедрости тотчас пойдет молва.
К снятым отшельникам явить свое почтенье
Сбегутся стар и млад, окрестные селенья:
Богатые взглянуть па бедность их придут,
Веселые - на скорбь, а праздные - на труд.
И даже вас самих, когда душа устанет
От шума светского, в тот тихий лес потянет,
Захочется уйти от суеты мирской
И среди них вкусить возвышенный покой,
Смотря, как бледные, в глубоком покаянье,
Лишь на иную жизнь лелея упованье,
Они безропотно, покорные судьбе,
Готовы, заступ взяв, могилу рыть себе.
[Их молчаливый труд, упорный и усердный,
Сторицей вам воздаст за дар ваш милосердный;
И благодарность их, вздымаясь к небесам,
Вам на душу прольет целительный бальзам,
А может быть, в часы безмолвия ночного,
Когда их хор без слов услышите вы снова,
Вы, умиление и радость ощутив,
В его мелодию вольете свой мотив.
С их появлением мрак этих мест смягчится,
Хоть первозданность их и пышность сохранится,
Но все ж, присутствием людей оживлены,
Они для путников не станут столь страшны,
А вас за доброту двойная ждет награда:
Повеселеет лес и сердце будет радо.
Характер рощ - иной: он мягче и светлей,
И глазу видеть их приятней, веселей,
У тропок и ручьев плавней изгибы линий,
Среди цветов река сверкает лентой синей,
И кажется, что там, меж трав и тихих вод,
Уроки радости нам Эпикур дает.
Но скрытой красоты лесов и рощ нам мало.
Хотим мы, чтоб она и взоры услаждала.
[И, как в поэзии, - сказать я не боюсь -
Разнообразье здесь определяет вкус.
Богиня эта, нас влекущая соблазном,
Являясь в облике изменчивом и разном,
Сверкающий кристалл подняв над головой,
В свеченье радужном меняет облик свой.
Так следуйте же ей! Взыскательны и строги,
Старайтесь действовать, как действовали боги.
Вот образ: женская головка. В ней одной
Представлены черты всей прелести земной.
Ежеминутно в ней все полно перемены!
Овальный белый лоб - как алебастр нетленный
Чтоб эту белизну еще усилить, он
Каштановых кудрей волною обрамлен.
В ее очах, искрясь, огонь любви играет,
Как арки тонкие их брови осеняют,
Девичьих губ ее нетронутый коралл,
Как розовый бутон весною, свеж и ал.
Нос линией прямой, изящной, но не длинной,
Деля лицо на две продольных половины,
Ему изысканность пропорций придает,
И заключает все округлых щек обвод.
А если к облику прекрасного творенья
Добавить стройность ног и грацию движенья, -
Вот вам модель. Лишь ей вы подражать должны
И будете за труд с лихвой награждены.
Разнообразье форм и их непостоянство,
Не утомляя глаз, украсят вам пространство.
Но бойтесь ровно лес обрезать с двух сторон -
Погубите пейзаж. Взгляд будет оскорблен:
Есть нечто грубое в таком обрыве резком.
Нет, должен всякий лес быть окружен подлеском
Опушкой реденькой, чтоб сквозь нее видны
Деревья были нам с любой их стороны:
Одни могучие и налитые соком,
Другие - дряхлые, иссушенные роком,
И те, которые па землю улеглись,
И те, которые вершины тянут ввысь
(Нам нравится, смотря на птиц, деревья, травы.
Людские видеть в них характеры и нравы).
С естественностью их возможно ли сравнить
Прямоугольники, что выровняла нить?
Их одинаковость наводит грусть и скуку!
Изменчивость, сюда! Давай скорее руку!
Мы разобьем с тобой угольник, ватерпас
И колышков ряды, чтобы не злили нас!
Пусть будет полон лес полянок, кочек, впадин -
Он лишь тогда богат, прекрасен и наряден;
Там каждый шаг, любой тропинки поворот
Меняет весь ландшафт и радость нам дает!
Рядами ровными стоящие растенья
Вмиг приедаются, и вот, от утомленья,
Взгляд ищет впереди иль сбоку что-нибудь
Нежданное, на чем он мог бы отдохнуть.
Лес нужно расчищать, освобождать от гнили,
Но надо, чтобы с ним вы осторожны были:
Пред тем, как дерево назначить под топор,
Подумайте сперва и обойдите бор.
Ведь дереву расти десятилетья надо,
Чтоб украшеньем стать лужайки, рощи, сада,
И если впопыхах и зря его срубить,
Ущерб и золотом потом не окупить,
А сколько нужно сил, ухода и терпенья,
Чтоб вас оно опять своей укрыло тенью,
Спасло и в непогодь, и в жаркий летний зной!
Порой, не думая о будущем, иной
Владелец целый лес предаст уничтоженью,
И стройные стволы, стоня от униженья,
На землю рухнув вдруг, печально смерти ждут.
Ни радость, ни любовь сюда уж не придут.
Ужасно! Ведь под их густой ветвистой кроной
Возлюбленную ждет робеющий влюбленный,
Под ними и весной и осенью народ
Танцует в праздники и водит хоровод,
Под ними предков прах покоится веками,
Они священны! В них живет о прошлом память;
Их старость, как отцов семейства, надо чтить.
Придет и их черед покорно уступить
Для новой поросли места, где пели птахи,
И, с шумом падая, на землю лечь во прахе...
Версаль! О как мне жаль твоих прямых аллей!
Ленотра детище и славных королей,
Тебя настиг топор и гибнешь ты безвинно.
Могучих тополей кудрявые вершины,
Что гордо высились, вздымаясь головой
До облаков, теперь с опавшею листвой
Лежат вдоль тех дорог, где ветви их веками
Давали тень, сплетясь зелеными руками.
Они порублены, прекрасные леса.
В них музыка олыла, звенели голоса,
В них пышные балы и празднества блистали
И перед королем все Музы там предстали.
Где тот приют, куда, склоняя гордый стаи,
Вздыхать и горевать скрывалась Монтеспан?
А та укромная тенистая аллея,
Где Лавальер, дрожа, смущаясь и робея,
Своей любви открыть отважилась секрет,
Не зная, что дано услышать ей в ответ?
Все вянет, рушится, ветшает; даже птицы,
Своей обителью привыкшие гордиться,
Покинули Версаль; их песни пе звучат -
Молчит, кар вымерший, весь опустевший сад;
И боги, что резцом изваяны умело,
Смутились, увидав свое нагое тело,
Которое всегда средь зелени густой
Скрывалось, не кичась прекрасной наготой.
Венера, Аполлон о временах расцвета
Грустят. На их вопрос безмолвный - нет ответа.
Деревья новые! Растите поскорей!
Укройте пустоту густой листвой своей!
А вы, о старые деревья вековые,
Утешьтесь: видите вы бури но впервые
И знаете, что жизнь людская коротка.
Ушли Корнель, Тюренн, а саду жить - века!
Пока оплакивал я это разоренье,
Слух до меня дошел о том, что есть спасенье
О, будь благословен тот, кто сумел найти
К лечению садов падежные пути!
Он, сняв кору, стволы деревьев покрывает
Замазкой некою, - и тут же оживает
Больное дерево. В пем свежий сок бурлит,
Глядишь - и новыми ростками ствол покрыт;
Недавно голые и чахлые бедняги
Вдруг закудрявятся, полны целебной влаги,
Как будто сгорбленный и немощный старик
Надел на лысину весь в локонах парик.
Счастливец, кто живет, владея лесом старым.
Еще счастливей тот, кто труд вложил недаром
И создал новый лес! Он отдал много сил,
Но вправе пропзнесть: я это посадил!
Он первую весну здесь радостно встречает
И почку каждую на всех деревьях знает.
Так родился Перфилд. Зеленый, молодой,
Собой любуясь, он склонился над водой,
Как Ева, что едва из рук творца явилась
И, увидав в воде свой облик, удивилась.
Веселый лес взбежал на сумрачный утес,
Пригоркам и полям дневную тень принес
И все окрестности одел в наряд зеленый, -
Теперь блаженствует хозяин умиленный.
Хотите ли, как он, быть счастливы и вы?
Тогда не слушайте советов и молвы,
Чужие чертежи в сторонку отложите
И, только тщательно обдумав все, решите,
Как должен выглядеть наш сад в конце концов,
В итоге многих лет стараний и трудов.
Художник, прежде чем приступит к выполненью,
Готовым видит все свое произведенье,
Вот так и вы должны уже заране знать,
Что будет где расти, цвести и глаз пленять,
Как рядом выглядит такой с таким-то цветом
И что у нас цветет воспой, зимой и летом,
И как все разместить, чтоб зимостойкий сад
Благоухал, и цвел, и радовал наш взгляд;
Вот ясень, например, и тополь с дубом рядом
Нехороши: сажать их в отдаленье надо,
Меж ними поместив другие дерева,
Чтоб сочеталася по цвету их листва,
Породы и сорта деревьев подбирая,
Мы можем на земле создать подобье рая -
Так поступать учил нас тот, кто победил
Лоррена в мастерстве, когда Колли и садил.
Он свод советов дал; при этом сам, владея
Искусством красоты не хуже чародея,
До совершенства свой прекрасный сад довел
И наслаждался тем, как он и рос, и цвел.
Но вот пришло ему высокое решенье
Растить и пестовать особое растенье -
Прелестное дитя. Пусть небо оградит
Его от всяческих несчастий и обид,
А воспитателя вернет к его призванью.
Теперь уже мы все, его усвоив знанья,
Умеем различать оттенки и тона:
Та зелень весела, а эта вот - мрачна.
Особенно они богаты и прекрасны
По осени, когда на сини неба ясной
Пред тем, как облететь, деревья все горят
И роскошь красок их слепит и тешит взгляд:
Тут пурпур с золотом, а там - багрец и пламя,
Там охра смешана с карминными тонами. ..
Но это пиршество - последних сил наплыв,
Прощанье перед тем, как ветер, оголив
И ветви, и стволы, засыплет землю с шумом,
И станет бедный сад печальным и угрюмым.
Но для меня и в нем очарованье есть.
Когда недобрая меня расстроит весть
Иль горькие на ум придут воспоминанья.
Мне сладко с ним делить час грусти, расставанья. .
Один, в молчании, я меж дерев брожу
И утешение в печали нахожу.
Да, дни безумств, страстей, восторгов миновали.
О, меланхолия, приди! От бурь устали
Мы нынче, и тебе я душу отдаю.
Неси мне легкую задумчивость твою,
И тихий вздох, и взгляд рассеянно туманный,
Который вдруг блеснет как будто бы нежданной,
Но облегчающей и светлою слезой,
Неси раздумье мне и сладостный покой.
Так шел я не спеша, о том, о сем мечтая,
Когда мне вдруг семья кустарников густая,
В бутонах и цветах, попалась на пути.
Тут я себе сказал: о, мощный кедр, прости!
Прощай высокий лес, дубы, каштаны, ивы!
Теперь меня манит боярышник пугливый
И невысокие кусты. Их прелесть в том,
Что между деревом высоким и цветком
Они находятся как раз посередине.
Я разглядел их вдруг, и в них влюблен отныне.
И если б мой сюжет меня не торопил,
То целую главу я им бы посвятил.
Я описал бы все их виды и породы,
Изобразил бы, как они, смыкая своды,
В аллеях создают зеленый потолок,
Их кружевную сень обрисовать бы мог;
Я перечислил бы сорта больших и малых,
Назвал бы их цветы - от голубых до алых -
Ну. словом, сто картин я б посвятил кустам,
И позавидовал бы мне Ван Гейзум сам.
Вы все, кому дано по выбору растенья
Сажать в своем саду, запомните: цветенье
Кустарников всегда возможность нам дает
Цветущим видеть сад почти что круглый год.
Едва лишь отцветет один - уже другие
Бутоны выбросят зеленые, тугие,
И снова сад в цвету, и льется аромат
Все месяцы, с весны до осени подряд.
Когда же кончится цветенье - ну так что же!
Кустарник без цветов ведь живописен тоже,
Он зелен и кудряв, он и пушист, и густ,
И украшает сад собою каждый куст.
Так, и увядшая, пленяет нас Аглая,
Хоть юность отцвела, а с ней - краса былая.
Но есть растения, зеленые всегда:
Им ветер нипочем, снега и холода -
За них благодарим мы щедрую природу,
Они свежи весь год, в любую непогоду,
Терновник, весь в шипах; смолистая сосна,
Узорнолистый плющ - им стужа не страшна -
И благородный лавр, блестящий и кудрявый,
Который все века считался знаком славы.
В их темной зелени то тут, то там пестрят
Пурпурные плоды - им глаз особо рад.
Когда кусты вокруг печально оголились
И словно пред зимой безропотно склонились,
С успехом зимний сад украсят вам они.
Туда придете вы, чтоб в солнечные дни
Полюбоваться вновь игрой теней и света;
Там птицы зимние, найдя частицу лета,
Почувствовав тепло и яркий свет дневной,
Забыв, какой сезон, засвищут, как весной.
Мы избалованы своих садов цветеньем,
И зимней зелени, увы, подчас не ценим.
Хоть это - чудеса, мы равнодушны к ним,
Глядим без радости иль вовсе не глядим,
Не восторгаемся их свежестью и глянцем...
Как, видя это, я завидую лапландцам!
Вот кто всегда умел, хоть климат их суров,
Создать зеленый мир при вьюгах, меж снегов!
У них не встретите ни липы вы, ни вяза -
В морозном воздухе они б зачахли сразу -
Зато там хвойные в почете и в цене,
И каждый рад любой, хоть крошечной, сосне.
Там садят дерево в честь друга или брата,
В честь близких и родных. И чем больней утрата, -
Коль милым именем оно наречено, -
Тем больше дереву забот посвящено.
И мы, живущие под нашим небом ясным,
Могли б им подражать в обычае прекрасном;
Ведь все бы ожило для пас, и все кругом
Заговорило бы знакомым языком,
И посещали бы нас дорогие тени,
Их лица виделись бы нам среди растений!
Вот, например, сейчас. Кто мог бы воспретить
Столь долгожданный день достойно освятить
Посадкой рощицы, аллеи или сада?
Нам милостью богов дарована награда:
У наших королей теперь наследник есть.
Да облетит весь мир торжественная весть!
Повсюду слышатся мне клики ликованья.
О, долгожданное, прекрасное созданье!
Цветов, цветов сюда! Нет, для подобных дней
Великолепный лавр пристойней и нужней.
Так пусть же видит принц победные знамена,
Пусть гимнам радостным внимает удивленно:
Ведь он еще дитя; однако же рожден
Наследник королей, он истинный Бурбон.
А ты, принесшая нам этот дар невинный,
Который всех связал цепочкою единой,
Скрепив Германии и Франции союз
Узлом и родственных, и венценосных уз,
Объединила всех как мать, сестра, супруга,
Заставила любить и уважать друг друга,
И горечь слез смешав с улыбкою святой,
Ты материнскою сияешь красотой.
Все, вдохновленные высоких чувств приливам,
Запечатлят его созданием счастливым
Картин, или скульптур, иль песен, наконец.
Я ж, скромный друг полей, совью иной венец.
Отправлюсь я туда, где Флора и Зефиры
Спокойно властвуют и без бряцанья лиры,
Я в Трианон пойду и сыну твоему
Деревья посажу, подобные ему.
Пусть зреют вместе с ним, растут, цветут, ветвятся,
Он будет в их тени взрослеть и развиваться,
Мужать и расцветать, и каждою весной
С ним будет этот сад как брат его родной.
Но если хочется и славы садоводу,
То мало понимать и приручать природу,
И украшать ее чертоги, как дворец.
Он должен действовать как истинный творец.
В природе ведь идет подспудное броженье,
В ней что-то тайное растет, стремясь к рожденью...
Ей надобно помочь! Послушай, посмотри,
Старайся угадать, что зреет там, внутри.
Как реки бурные в каналы мы отводим,
Так соки, что кипят невидимо в природе,
Мы можем направлять, усилив их порыв
И новый, легкий, путь движенью их открыв.
Скрестив между собой различные растенья,
Мы можем в них внести любые измененья,
Над цветом властвовать и над величиной,
И аромат, и вкус им дать совсем иной.
Вот персик, например: он - рук людских изделье;
И розы раньше так не пахли и не рдели,
И нынешних гвоздик не знал минувший век.
Смелей! Мир создал бог, украсил - человек!
Но если опыты для вас не интересны,
Есть множество плодов, в иных краях известных.
Заимствуйте же их! Когда-то гордый Рим
На землях, занятых и покоренных им,
Нашел и перенял, хозяин прозорливый,
В Дамаске - темные, с янтарной плотью, сливы,
В Армении - златой, мясистый абрикос,
А груши сочные из Галлии привез.
Лукулл из Азии как свой трофей военный
Вез бронзу, золото и мрамор драгоценный,
А мудрецы, богатств познавшие тщету,
Несли вишневые отростки все в цвету.
А войско римское ужели не видало
Вооруженного, воинственного галла,
Когда пред Вакхом он в экстазе был склонен
Под пурпуром в вине омоченных знамен?
Порой, взбодренные живительною влагой,
Солдаты с песнями и дерзкою отвагой,
С увитой листьями и гроздьями главой,
Добыв мехи с вином, несли их в лагерь свой;
Завоевавший Ганг, в победной колеснице
К нам возвратился бог, держа в своей деснице
Тяжелый виноград, чей сок у всех исторг
Веселья громкий клич, и радость, и восторг.
Давайте же теперь и мы, потомки галла,
Потрудимся над тем, что предков привлекало!
Вот златоуст Мальзерб - пример для всех времен.
Судьбой своей страны всегда обременен,
Фемиды скипетром он охранял свободу,
Но среди прочих дел помог и садоводу:
Со всех концов земли во Францию привез
Отростки всех сортов от виноградных лоз.
Из низменных долин, с высоких горных склонов,
Засушливых степей и каменных каньонов,
Из разных климатов и стран привезены,
Под небом благостным его родной страны
Они все прижились и, мудрость уважая,
Ответили на труд обильем урожая.
Здесь путешественник из стороны любой
Бывает умилен, увидев пред собой
Знакомую листву как весточку из дома.
И нам подобная история знакома.
Туземец, юноша с далеких островов,
Где не бывает зим и воздух так здоров,
Где чистый пыл сердец стыдливости не знает
И солнце нежное невинность их ласкает,
На нашем корабле был привезен сюда.
Впервые видел он большие города,
Блеск ослепил его; их шум ему был странен;
И тосковал у нас сей юный таитянин.
О, где мои леса! - вздыхал он, и слеза
Туманила его печальные глаза,
Когда он вспоминал простую жизнь и правы
И детства своего невинные забавы.
Однажды он попал в тот королевский сад,
Где садовод Жюсье, не пожалев затрат,
Чтоб выполнить приказ и волю господина,
Собрал из разных стран растенья воедино.
И юноша средь них внезапно наяву
Увидел пред собой знакомую листву
И дерева узнал развесистую крону...
Он обнял дерево, заплакав умиленно,
И целовал его, так простодушно рад,
Как будто встретился ему любимый брат,
Как будто снова он в своем лесу родимом,
Где птицы пестрые, крича, несутся мимо,
Где меж густых ветвей и путаных лиан
Резвятся, прыгая, десятки обезьян,
Свисают гроздьями тяжелые бананы,
Из хижин низеньких несется запах пряный,
Течет поблизости спокойная река,
И песни юных дев слышны издалека.
Он испытал такой восторг и удивленье,
Как будто в край родной вернулся па мгновенье.
Когда сажаете вы рощу, парк иль сад,
Растенья местные иль иноземный ряд,
То, чтобы в будущем он был приятен глазу,
Обдумать нужно вам одну подробность сразу.
Лишь малоопытный, неумный садовод
Из новых саженцев ограду создает:
В деревьях не земли он видит украшенье,
А хочет отделить от всех свое владенье.
И только тот, кто сад разумно разместит,
Откроет для себя большой, широкий вид,
Пространству отведет незримые границы,
В которых весь ландшафт свободно разместится,
И сможет обозреть не свой лишь сад один,
А множество живых и красочных картин,
Которые и взор, и сердце восхищают
И к окружающей вас жизни приобщают.
Вот в поле тянет плуг неторопливый вол;
Вот всадник: конь его усталым шагом брел,
Но вдруг, пришпоренный хозяином, взбодрился
И, головой мотнув, рысцою припустился.
Вот путник с посохом задумчиво идет,
Заветная мечта ведет его вперед;
Вот важной поступью богатая крестьянка
Шагает, а за ней - проворная смуглянка
Несет па голове в кувшине молоко,
С веселой песенкой, и плавно, и легко.
Вот тащится, скрипя, тяжелый воз с поклажей,
На нем, с кнутом в руке, сидит возница ражий;
Вот местный франт в своей карете щегольской:
Визиты нанося, он ездит день-деньской.
Вот мельница: бегут и пенятся каскады,
Церере помогать не ленятся наяды;
Другую мельницу в движение привел
И вертит крылья ей изменчивый Эол.
А глянешь вдаль - и вдруг умолкнешь пред картиной:
За крепостной стеной там городок старинный.
Меж островерхих крыш стоят сады в цвету,
И колокольни шпиль взлетает в высоту.
Прекрасно, коль царит над лесом, над холмами
Красивый старый храм, нетронутый веками,
Чья башня высится, видна со всех сторон, -
Вестминстер это иль прекрасный Ройямон.
В тиши Вестминстера, на каменистом ложе,
Спят рядом воины, поэты и вельможи,
И мраморная гладь его тяжелых плит
О славе, гордости и смерти говорит.
Нет, не забыть мне вид на реку величавый,
Зеленых берегов подстриженные травы,
И в устье острова, и море, где вдали,
Как стая белых птиц, трепещут корабли.
О, дивные моста, прославленная Ницца!
Лаванда, тмин, лимон - их аромат струится
Над зеленью олив, и манит нас простор
Лазоревых небес и живописных гор.
Там взор теряется в пространствах неоглядных...
Как сладостно следить за жизнью волн прохладных
С их неустанною и вечною игрой
И в неподвижный штиль, и грозовой порой;
Следить, как в них растет волненье постепенно:
Сначала на песок, шипя, взбегает пена,
Потом, как бы сердясь, вздымается прибой,
Свирепо в берег бьет, неся перед собой
Обломки раковин, вертя доской, как щепкой,
И тут же все назад сгребает лапой цепкой.
Вода шумит, бурлит, рокочет и ревет,
Вал то поднимется, то снова упадет. . .
Вот он растет еще и, как дракон ужасный,
Становится горой огромной и опасной,
На землю прыгает, как разъяренный лев,
И оседает вдруг, как будто присмирев.
Я на море смотрю в восторге, в изумленье,
Но вскоре устают мой мозг, и слух, и зренье,
И, как бы этот вид меня ни восхитил,
В конце концов, увы, я остаюсь без сил.
Коль есть красивые места неподалеку,
То нужно, чтоб они доступны были оку,
Но лучше сделать так, чтоб глаз не целиком,
Не сразу видел их: то тут, за уголком
Беседки, моря синь покажется эмалью,
То там расступятся кусты - и ясной далью,
Открывшей кругозор, ваш поразится взгляд,
А то сквозь сеть ветвей вдруг воды заблестят,
И вы застынете, восхищены пейзажем.
Но, к сожалению, нечасто, прямо скажем,
И вовсе не везде природа нам дарит
Поблизости от нас такой прекрасный вид.
О, Греции поля, Авзонии долины!
О, вдохновлявшие художников картины!
Сколь многие из них, увидев сей пейзаж,
В порыве пламенном хватали карандаш,
Чтоб тут же набросать и берег прихотливый,
И группу островов на синеве залива,
Над городом вулкан курящийся, в дыму,
Грозящий пламенем и бедствием ему,
И выросший опять над пеплом и над лавой,
Как Феникс, новый град живой и величавый.
В местах, которые Вергилий воспевал,
Я, каюсь, до сих пор еще не побывал.
Но, лирою его клянусь, что Аппенипы
Я вскоре посещу, взойду па их вершины,
Коснусь ногой следов Вергилия святых,
Прочту его стихи там, где он создал их.
Однако, может быть, что скромное именье
С подобной красотой не выдержит сравненья.
Тогда убежище устройте для себя
Так, чтобы жили вы, всегда его любя.
Оставьте кое-где, как бы совсем случайно,
Глухие уголки: в них есть оттенок тайны;
Блаженство нам сулит такой заросший сад,
А ожидание - блаженнее стократ.
Кто сад свой роскошью ненужной наполняет,
Тот, сам не ведая, природу обедняет.
Сначала редкости нам нравятся, но вот,
Минует моды срок, и время их пройдет.
Вертумн, да и Палес - их прокляли бы ныне.
Льстит бесполезный блеск тщеславью и гордыне,
Но здравый смысл сильней. Пока земля жива,
Церера вступит вновь в законные права.
Сажайте, чтоб потом собрать плоды могли вы,
Пусть спеют яблоки, и персики, и сливы:
Созрев, среди листвы они везде пестрят,
Их яркие цвета преображают сад!
Пусть зеленеет лук; пусть над щавельной грядкой
Смородина глядит из-под листа украдкой,
Сверкая, как рубин; и, соком налитой,
Пусть сверху абрикос свисает золотой.
Пусть, меж цветочных клумб в саду произрастая.
Капуста даст кочан; пусть рядом с ней густая
Моркови с брюквою кудрявится ботва...
Мне критики в вину поставили сперва,
Что я полезные растенья опускаю
И божество полей тем самым оскорбляю.
Искусство красит все! Уверен твердо я,
Что мы, друзья садов, лесов и нив друзья,
Хотим лишь одного: чтоб все уместно было,
Чтоб мешанина смысл и вкус не оскорбила.
Любого вида сад хорош уж потому,
Что соответствует владельцу своему.
Остерегайтесь же бездумно ставить рядом
Нарядность с простотой и будничность с парадом.
Коль привлекательность и свежесть будут там, -
Природа все сама расставит по местам,
И все с естественной гармонией приладит.
Советы я даю лишь вашей пользы ради.
Нелепо одного держаться образца
Для парка короля и сада мудреца!
Есть в городах сады публичные, в которых
Все собираются па отдых. В разговорах,
Прогулках, танцах там проводит время люд:
Веселье делят так, как в будни делят труд.
Там любопытному внимательному взгляду
Нигде, ни в чем нельзя установить преграду:
Он хочет видеть все и рядом, и вокруг:
И шляпы всадников, и позументы слуг,
Атлас и бархат дам в затейливых прическах,
Кареты с золотом гербов на дверцах плоских:
Весь этот праздничный, сверкающий парад
И будоражит кровь, и услаждает взгляд,
И веселящимся смешливым парижанам
Ничто не кажется нелепым или странным.
Так некий сказочник, поклонник красоты,
Героев превратил в недвижные цветы,
И стали короли, принцессы и вельможи
На розу, гиацинт и лилию похожи.
И здесь волшебный сад, но - сад иных чудес.
Здесь ожили цветы, пустился в танец лес;
Теснятся мак, нарцисс, гвоздика с георгином
В порыве радостном, беспечном и едином;
Тут каждый - как цветок, и каждый весел тут.
Так Елисейские ноля у пас цветут.
Весной, в погожий день, безоблачный и жаркий,
Гуляют лондонцы в своем любимом парке.
Там весел гордый бритт и воодушевлен,
И зритель, и актер одновременно он.
Давай же, муза, мы наш милый край оставим
И полетим в другой, чей образец прославим.
Воспой же Кенсингтон: ведь в нем превзойдены
Ленотра мастерство, сады моей страны,
Таланта нашего величие и сила.
С утра, едва взойдет на небеса светило
И звонкий птичий хор означит дня приход,
Толпою радостной весь лондонский народ
Бежит от черных труб. дымящих неустанно.
От будней городских, от зимнего тумана;
Который душною и мрачной пеленой
Висит над крышами и застит свет дневной;
Уходят лондонцы, свои покинув норы,
На воздух, в Кенсингтон, в зеленые просторы.
Толпа крестьян глядит во все глаза на них.
Здесь мы увидим знать в одеждах дорогих,
Которыми она кичливо щеголяет
И бедных жителей деревни изумляет
II упряжью коней, и роскошью карет.
Тот, в бархат и шелка богато разодет,
Гарцует па коне породистом, горячем.
Как будто говорит: "Смотрите, как мы скачем!"
Тот в дрожках легоньких летит во весь опор,
И кони резвые, не знающие шпор,
Несут его стремглав и тонут в вихре пыли,
Как привидения, что в воздухе проплыли;
Толпа, все возрасты в себе соединив,
Растет и ширится, как утренний прилив;
В ней движутся, теснясь, возки и экипажи,
На шляпах пышные качаются плюмажи,
Повсюду говор, шум. и толкотня, и смех,
Свет солнца и весна развеселили всех.
Вот стайкой пестрою нарядные девицы
Легко скользят, стремясь вперед других пробиться;
Вот мальчик, розовый и свежий, как бутон,
Он весь - сама весна, весною полон он,
Задорный, как Зефир, прелестный, как Аврора, -
С цветов не сводит он сияющего взора.
Вот статный юноша, румяный, полный сил,
А рядом с ним - больной: он долго мучим был
Недугом тягостным, но выздоровел все же;
Неверной поступью, свое покинув ложе,
Впервые вышел он па воздух погулять,
И бережно его поддерживает мать.
Вот старец немощный - он вышел па дорогу
Под теплым солнышком кровь отогреть немного.
Да, все сословия собрались нынче здесь.
Как, право, радостно смотреть па эту смесь!
Вот публики кумир, оратор знаменитый,
А вот известный всем, богатый, именитый
Почтенный деятель, высокородный лорд;
Ведет супругу он, невозмутим и горд,
Дочь, опустив глаза, шагает рядом с нею,
Под взглядами мужчин смущаясь и краснея,
Мать улыбается, успехом польщена,
Хоть знает, что ее краса побеждена.
Вот молодой отец с супругою счастливой,
Ребенка па руках он держит горделиво,
Шагая широко; за ним жена спешит
И сына, на ходу целуя, тормошит;
Тот отбивается и прячется упорно,
Отец глядит на них и хмурится притворно;
А вот влюбленные спешат укрыться с глаз
В тот самый уголок, где оба в первый раз
Решились, оробев от страсти и испуга,
Сказать: "Я вас люблю!", не глядя друг на друга;
Вот старые друзья идут гулять вдвоем,
Неспешный разговор ведя о том, о сем;
Вот взбалмошный пахал, в карете пролетая,
Кричит: "Поберегись!", все на пути сметая,
И вызывает смех его надменный вид...
Люд развлекается, хохочет и гудит,
Одни встречаются, другие расстаются,
Порой издалека приветствия несутся...
Но все же есть и здесь, средь прочих отличим
И видом, и лицом нерадостным своим,
Угрюмый человек. Кто он? Усталый странник?
Или тоскующий по родине изгнанник?
Вокруг него шумит смеющийся народ,
А он задумчиво и медленно идет,
В ликующей толпе чужой и одинокий,
И, вспомнив свой Лоншан, вздох издает глубокий...
Продолжение: Песнь третья...