"сады" жак делиль

Поэма "Сады" Песнь первая" - Жак Делиль

Опять оживлены пришедшей к нам весной
Цветы и стаи птиц и с ними голос мой.
О чем же скажут нам воскресшей лиры звуки?
- Что пробужденные от долгой зимней скуки
Леса, поля, луга и реки, и холмы,
Ликуя, празднуют свержение зимы.
Пускай другой поет украшенное славой
Движенье колесниц Победы величавой.
Атрея грозного кровавые труды...
Мне светит Флоры взор: я буду петь сады!
Я расскажу о том, как весь пейзаж окрестный,
Возвышенный искусств гармонией чудесной,
Неузнаваемый приобретает вид
И восхищает взгляд, и душу веселит,
А зданья стройные своей архитектурой
Увенчивают то, что создано натурой.

О, Муза, грацией твоею испокон
Жанр дидактический от скуки исцелен.
Уж если ты в стихе Лукреция суровом
Умела жесткий смысл смягчить приятным словом
И с помощью твоей, богов не оскорбив,
Его соперник пел соху крестьянских нив. -
Укрась и мой сюжет! Достоин он усилий!
Им даже некогда пленен был сам Вергилий.

Мне иноземные красоты ни к чему.
Из собственных цветов совьем венок ему;
И как закатный луч окрашивает тучи,
Мы здесь найдем набор оттенков наилучший.
Искусство тонкое, что опишу я вам,
Восходит к прошлому, к далеким временам.
С тех пор как человек пахать обрел уменье,
Украсить дом и двор он ощутил стремленье
И стал вокруг себя сажать для красоты
По вкусу своему деревья и цветы.
Так древний Алкиной свой первый сад, сажая,
Убрал на сельский лад ; так, роскошью сражая
Народы, Вавилон цветенье пышных роз
И красоту террас на вышину вознес;
Надменный Рим солдат кормил в тенистых парках,
Прохладой радуя их после схваток жарких...
Да, мудрость некогда среди садов жила
И смертным истину с улыбкою несла.
Ведь сам Элизиум, дарованный богами,
Не мраморный дворец, а рощи меж лугами,
Цветущий светлый сад с кристальною рекой,
Где сладок праведным и отдых и покой.
Итак, начну я песнь, Филиппом вдохновленный.
Сюжет меня ведет на путь определенный.

Прелестные поля, что нам ласкают взгляд,
Раздумий требуют скорее, чем затрат.
Чтоб не нарушить чар естественной природы,
Потребны ум и вкус, а вовсе не расходы.
Ведь каждый сад - пейзаж, и он неповторим.
Он скромен иль богат - равно любуюсь им.
Художниками быть пристало садоводам!
Луга, уступами сбегающие к водам,
Оттенки зелени, все в солнечном свету,
Где тени облаков, меняясь на лету,
Скользят, одушевив ковер живой и яркий,
Обнявшихся дерев причудливые арки,
Округлые холмы и резвые ручьи -
Вот кисти с красками и вот холсты твои!
Природы матерьял в твоем распоряженье, -
Твори же из него свое произведенье!

Но действуй не спеша и, прежде чем дерзнуть
Лопатой грубою земли поранить грудь,
Вглядись в нее любя и, лишь найдя изъяны,
Берись их исправлять, как лекарь лечит раны.
Во всем, всегда, везде природе подражай!
Случалось ли тебе порой увидеть край,
В котором было все - такое совершенство,
Что ты почувствовал и трепет, и блаженство?
Навеки в памяти его запечатлей.
Как улучшать поля - узнаешь у полей!

Есть много чудных мест, украшенных на диво.
Какое предпочесть, решайте справедливо.
Изысканностью форм пленяет Шантильи.
Все хорошеет он, хоть дни его прошли.
Бельэйль соединил величье с простотою.
Шантлу гордится тем, что приютил героя.
Нам оба нравятся. А вот совсем иной,
Прелестный Тиволи. Он-как бутон весной;
Все прихотливо в нем, и линии кривые
Там были введены во Франции впервые.
С улыбкой Грации задумали Монтрейль,
Монертюи, Дезир, Ренси, Лимур, Отейль
Наварру, где еще дух Генриха витает;
Тень их густых аллей мечтательность питает.
Божественной красой хозяйки осенен,
Изыскан и богат прекрасный Трианон:
Блистая для нее, блистает он и ею.
Сад графа д'Артуа! Хоть назван ты скромнее,
Чем стоило назвать столь дивный уголок,
Хочу, чтоб радость ты ему доставить мог,
Отдохновение, досуг и умиленье,
Такие же, как мне - его благоволенье.
О покровитель мой! Средь множества певцов,
Ярчайших, как в саду созвездие цветов,
Вы милостью своей мой скромный дар почтили,
Фиалку разглядев меж венценосных лилий!
Но, раз уж в хоре сих блистательных светил
Несмелый голос мой услышан вами был,
Решусь восславить я то божество земное,
Что в окруженье муз предстало предо мною!
Волшебных этих мест я прелесть воспою,
Сложу у ваших ног песнь первую мою -
Дань пылкой верности добрейшему, который
В стихах и в жизни стал мне крепкою опорой.
В гирлянды пышные, о, принц, для вас вплету
Душистый мирт и лавр, и лилии в цвету, -
Растенья, испокон любезные Бурбонам, -
И лиру звонкую вам посвящу с поклоном.

Густыми рощами, обилием воды
Повсюду славятся германские сады:
Рейнсберг, что в озеро, как в зеркало, глядится,
Шедеврами искусств заслуженно гордится:
И прусским издавна приятный королям
Дворцовой роскошью блистающий Потсдам,
То мирный, то войну с соседями ведущий:
Бельвю, где в зелени, сквозь буковые кущи
Течет широкая, спокойная река,
Изгибы плавные ведя издалека;
Гозау и Касселя озера, водопады,
Верлиц, исполненный пленительной прохлады, -
Достойны все они восторженных похвал:
Никто до наших дней такого не знавал.
Жилище Цезарей, великий город, ныне
Являет нам пример поверженной гордыни:
Разбитых статуй, ваз, могил и храмов смесь -
О прежней роскоши все повествует здесь,
О днях владычества и процветанья Рима, -
Но, как в музее, взор скользит невольно мимо.
Испанец с гордостью всегда упоминал
И свой Аранхуэс, и свой Эскуриал,
И Ильдефонсо, где в часы дневного зноя
Укроет вас листва душистою стеною.
Где между пестрых клумб и бархатных куртин
Вода свергается каскадами с плотин,
Сверкая и искрясь, и пенясь неустанно,
А в чашах мраморных взлетают вверх фонтаны;
Там в синеве небес темнеют пики гор:
Там молодой Филипп, вступая с дедом в спор,
Достиг таких красот в своем саду дворцовом,
Что Ильдефопсо стал как бы Версалем новым.

Батавия смогла могучих волн разлив
Плотиной оградить, болота превратив
В сады, хоть полевых цветов там нет доныне:
Лишь рощи редкие на вспаханной равнине -
Вот вся растительность унылых берегов,
Лишенных прелести оврагов и холмов.
Но гладь спокойных рек, приморские причалы,
Крылатых мельниц строй, зеркальные каналы,
На зелени лугов цветные пятна стад,
Простор, покой и ширь - вот нидерландский сад!

В России северной свирепствуют метели,
Но мощные леса, их кедры, сосны, ели,
Мхи и лишайники во мгле морозных зим
Стоят зеленые под слоем снеговым.
Умение и труд там все превозмогают.
Огонь с морозами бороться помогает,
И Флора юная приходит в свой черед
Туда, где сам Вулкан Помону бережет.
Великий мудрый царь принес в народ науку;
Он над страной простер властительную руку,
В борьбе со стариной верша свои труды.
Вкусят потомки им взращенные плоды.

Китай нас поразит и странностью растений,
И необычностью затейливых строений,
Изгибом мостиков, и пагод высотой,
Фарфором, росписью и красок пестротой.

Чаруют в Турции, в садах ее восточных
Фонтанов звонкий плеск, журчанье вод проточных,
Сквозных беседок тень, кусты цветущих роз,
Пьянящий аромат, кружение стрекоз
Над влажным мрамором бассейнов, обрамленных
Толпою томных дев, жарою утомленных.

Есть и в Сарматин прекрасные места.
Природа мягче там, скромней, но красота
Лугов, долин, холмов и парков Радзивилла
Любого скептика бесспорно бы пленила.
Поместью этому название дано
Аркадия: вполне заслужено оно.

Как не упомянуть богатое убранство
Пулав, где служит все огромное пространство
Гористой местности с изломами вершин,
С лесами темными, просветами долин
И хижинами сел, рассыпанных на склонах,
С квадратами полей, то желтых, то зеленых, -
Лишь рамкой для дворца? - Величественный вид!
Там правил Казимир. Там дух его царит.

Вкруг замка - парк, а в нем - высокие аллеи,
Лужайки светлые, тропинки, что, белея
Среди густой травы, притягивают взгляд
И в глубь кудрявых рощ приветливо манят.
Там кроны тополей, верхи дубов могучих
Над светлым кружевом ив и берез плакучих
Темнеют сотни лет на склонах древних гор.
Шумит под ветром их многоголосый хор,
И ветви пышные с годами не редеют,
А поднимаясь ввысь, растут и молодеют.
Как будто для того, чтоб завершить пейзаж,
Дугой раскинулся внизу песчаный пляж;
Там Висла тихая, прозрачно-голубая,
Течет, высокий холм и остров огибая.
Как хороша она вечернею порой,
Когда закат уже тускнеет за горой,
Рождается луна, а солнце умирает,
И пурпур с серебром в волнах ее играет!
По берегу реки идет проезжий путь.
И путник, стоит лишь ему наверх взглянуть,
Вдруг замедляет шаг: в безмолвном восхищенье
Оглядывает лес, холмы, реки теченье,
Пещеры, башенки, и гроты, и мосты,
Соединение природной красоты
С делами рук людских, и вид сей несравненный
Уносит он в душе, как дар благословенный.

Перед дворцом вверху - великолепный сад,
Где круглый год цветы льют нежный аромат,
И портик высится. Стройны его колонны,
Их оттеняет мирт листвой вечнозеленой;
Там для любителей искусств и старины
Сооружен музей, и в нем заключены
Картины, и фарфор, и книги (там, быть может,
Среди других моя найдет местечко тоже).
Тут Рим и Греция представлены гостям.
Я сразу узнаю суровой Весты храм.
А вот и постамент, с которого Сивилла
Беду пророчила, моленья возносила.
Нет больше строгих Вест, давно уж нет Сивилл.
Ваятель в мраморе их лики воплотил:
Они о бренности минувших дней вещают
И к прошлому наш дух и память обращают...
Вот узурпатора, вот короля черты:
Тут Генрих, там - Кромвель взирают с высоты;
Молитвенник, что был в минуты роковые
С Антуанеттою: вот цепь другой Марии,
Казненной, как и та. . . Их участь столь горька,
Что будет жалость к ним жива еще века.

Покинув этот храм, идем мы дальше садом.
И видим в нескольких шагах, почти что рядом,
Необычайное строение - не дом,
А некий странный храм. Скопированы в нем
В еще невиданной, причудливой манере
Обломки всех эпох. Там в стены, в рамы, в двери -
Труды строителей порою нелегки -
Умело вкраплены отдельные куски
То храма кельтского, то башенки шотландской,
То зубчатой стены от крепости германской;
Вот фриза полоса из Греции; под ней
Из замка древнего полдюжины камней...
И Византия есть, и даже Капитолий.
Нигде подобного не строили дотоле!
И все так пригнано, так прочно скреплено,
Что здание векам разрушить не дано.
За ним, собравшись в круг, склоненные березы
Скрывают мавзолей, где сладко льются слезы,
Где меланхолия в тени ветвей царит
И все о бренности земного говорит.

Вся прелесть этих мест - пейзаж, и сад, и зданья -
Властительницы их любимое созданье.
Здесь выросла она, - как весь старинный род, -
Супругой, матерью счастливой здесь живет
Вдали от суеты, спокойно, безмятежно,
Бок о бок с дочерью, любимой ею нежно,
И, хоть владенья их теперь разделены,
Едины их сердца и радостей полны.

А я, певец полей, прославивший строками
То, что устроено прекрасными руками,
Горжусь, что и мое здесь имя сохранит
Хозяйкой в честь мою воздвигнутый гранит.
Отныне пастухи и юные пастушки,
Собравшись поплясать под вечер на опушке
Кудрявой рощицы у быстрого ручья,
Увидят памятник, где ею назван я!
Хотел бы я иметь возможность вместе с ними
Всегда твердить и петь мне дорогое имя:
Ведь благодарности не выразить порой
Словами, - нужен ей и музыкальный строй.
Услышьте ж голос мой, хоть я не мастер пенья, -
Он - преданности дар и вечного почтенья.

Вот, наконец, и ты, цветущий Альбион!
Здесь создан Бэконом садовников закон,
Затем его и Поп, и Мильтон поддержали, -
И вот уже сады совсем иными стали.
Они, свободные, без прежних жестких пут,
Как жители страны, естественно растут.
Не сковывают их суровые законы,
Исчезли насыпи, террасы и балконы.
Кто может сосчитать прекрасные места,
Где темен старый лес, где зелень трав густа,
Где так сочны луга, поля так плодородны, -
Места, которые поит струёй свободной,
Втекая в океан, могучая река
Медлительна, как Рейн, как Гермус глубока?

Любезны мне: Паркплейс, где в скромном доме, в роще
Посланец королей любил пожить попроще
В свободные часы; и Шенстопа приют,
Где все полно любви, а птицы так поют!
И Хегли дикостью, немного нарочитой,
И Пейпсхилл скромностью, уже полузабытой,
И Ботон, и Фоксли, где строгий стиль царит
И каждый уголок о вкусе говорит;
При всех различиях они равно прелестны,
И давней дружбою владельцы их известны.

Вот Чизуик описать уже пришел черед.
Он посетителей прельщает круглый год
Комфортом городским, богатством украшенья
И сельской простотой в природном окруженье.
Хоть странным кажется убранство - там уют
Изделья дальних стран покоям придают, -
Я домом восхищен, дубами осененным,
Пленен Палладио изящным павильоном;
В гостиных ткани стен и штор чаруют взгляд -
Их нам Авзония и Фландрия дарят.
Так пусть же дом и сад, аллеи и лужайки
Доставят сладостный досуг своей хозяйке.]

Те, кто здесь назван, шли по верному пути.
Но рифы есть на нем: их надо обойти.
И преклонение пред дикою природой
Разумно до поры, пока не станет модой.
Коль хочешь разбивать, сажать и строить сад,
Постигни раньше край, узнай, чем он богат;
Тогда возможности используешь умело,
И принесет плоды затеянное дело.
Переиначишь все рассудку вопреки,
Неподходящие соединишь куски, -
Хоть все в отдельности н созданы искусно -
Знай, будет целое нелепо и безвкусно.
Хозяину земля сторицей воздает,
Коль получает то, чего недостает, -
И сад становится прекрасней год от года.
Творенье ваших рук, он все-таки - природа.
Умейте отбирать, как Бергхем, как Пуссен.
Природа в их холстах глядит на нас со стен,
И все прекрасное, что мы в них разглядели,
Сумели мастера взять у живой модели.

Теперь мы виды ночв подробно обозрим,
Рассмотрим, где и что необходимо им.
Бывали времена, когда терзали землю,
Старались, красоту природы не приемля,
Овраги выровнять, холмы и рощи срыть,
В площадку гладкую всю местность превратить.
Теперь - наоборот! Исполнены отваги,
Пригорки делают и роют там овраги,
Где не бывало их и быть не надлежит;
Хотят создать рельеф и живописный вид.
Но не изобразить им ни холма, ни лога:
Все это выглядит комично и убого.

Что предпочтительней для парков и садов?
Не плоскости равнин и не зубцы хребтов -
Долины и холмы с пологим косогором,
Ведущим плавно вниз к ручьям или озерам,
Где то подъем, то - спуск, и услаждает глаз
Пейзаж, что по пути меняется не раз.
В таких местах земля мягка и плодородна,
Не слишком глиниста и от камней свободна,
И будет весь ваш труд с лихвой вознагражден.
Пусть хмурый землемер, в расчеты погружен,
Забыв, что есть леса, лужайки и овраги,
Чертит с линейкой сад, разбитый на бумаге!

О, нет, не за столом обдумывайте сад!
Ступайте из дому и, не боясь преград,
С карандашом в руках окрестность обойдите,
Представьте общин вид и лишь тогда садите.
Из трудностей самих возникнут чудеса,
И будет сад цвести, тянуться в небеса...
Поможем мы земле, ее обогащая:
Она гола - на ней кустарники сажая,
Влажна - соорудив каналы и пруды,
Суха - к ней проведя источники воды,
Бесплодна - не щадя терпенья и усилий,
Колодцы роя вглубь, чтоб родники забили;
Пусть трудно их найти - земля, быть может, ждет,
Что хоть когда-нибудь спаситель к ней придет!

Вот и в поэзии порою так бывает:
Лишь слово, слог - и стих внезапно оживает!
Но, сколько б ни было для зрения услад,
И сердцу говорить о чем-то должен сад!
Знакомы вам они, невидимые нити
Меж миром неживым и вами? Протяните
Их от своей души к реке, полям, лесам,
Внемлите чутко их неслышным голосам, -
И вы поймете все, что вам они сказали.
Разделит с вами сад веселье и печали.
Художнику цвета найти поможет он,
Утишит грусть того, кто мрачен иль влюблен,
Поэту даст слова, полет и вдохновенье,
Мудрец в его тени найдет отдохновенье,
Счастливый вспомнит дни восторгов и любви,
Несчастный - выплачет страдания свои.
Но здравый смысл - увы! - так редок в

Но здравый смысл - увы! - так редок в наше время?
Сколь многие, стремясь похвастаться пред всеми,
Оригинальностью соседей поразить,
Спеша приобрести и тут же водрузить
Строения всех стран и всех народов света,
Хаос лишь создают. Как неразумно это!
Пейзажу всякому необходим простор:
Вблизи - дома, река, вдали - отроги гор...
Нельзя на маленьком пространстве, в узкой рамке,
Все сразу поместить - беседки, гроты, замки,
Часовни, пагоды. . . Пленить стараясь всех,
Лишь осуждение ты вызовешь и смех.
Не лучше ль вместо сей нелепой мешанины
Создать приятные и разные картины,
Чтобы одна тотчас сменялася другой,
Чтоб путник или гость невольно ждал: какой
Увидит он сюрприз за новым поворотом -
С беседкой встретится, запрудой или гротом?
А видя строгий вкус, гармонию и лад,
Ваш гость от всей души такой похвалит сад.

Но, чтобы зрелище вам взор не утомляло,
При всей их прелести недвижных видов мало:
По ним глаза устав рассеянно скользят.
Большие мастера уж много лет назад
Умели показать движение в пейзаже:
Вола, что тянет воз с тяжелою поклажей,
Пастушку юную иль пляску пастухов -
Порой достаточно лишь несколько штрихов,
Где нечто движется на неподвижном фоне -
Будь то стада коров на травянистом склоне,
Над крышей хижины струящийся дымок,
Колеблющий верхи деревьев ветерок, -
Чтоб ожил весь пейзаж и жизнь в нем заиграла.
Но не впускайте в сад холодного металла!
Природу оскорбит вторженье топора!
Она - художница, и кисть ее добра.
Как строен и пушист высокий, гордый ясень:
В нем ветка каждая, в нем каждый лист прекрасен.
А ножницы... Нет, нет, не троньте! Он живой!
О, нимфы, прочь скорей! Над вашей головой
Опасность страшная! Но - кончено... Свершилось!
Верхушка пышная поникла и свалилась,
А ясень застонал. Он без вины казнен.
Не будет в нем шуметь проворный Аквилон,
И крепкий ствол его, недавно полный сока,
Склонись и почернев, зачахнет одиноко.

Движенье смысл и жизнь пейзажу придает.
Пусть лес волнуется, качается, поет;
Пусть волны в берег бьют, пусть пробегают тени
По пестрому ковру из полевых растений;
В долинах, на лугах, разбросаны стада -
Пусть будет много их! Взгляните-ка сюда:
Вот пастушок с рожком, с ним рядом овцы блеют,
А на уступах гор, вдали, коза белеет.
А вот у берега, на мураве лужка
Лежит огромный бык вздымаются бока
И челюсти жуют медлительно и вяло,
Он словно полуспит, наевшись до отвала.
Но как подвижен он и как хорош собой,
Когда с соперником вступает в жаркий бой!
Он разъярен, могуч, воинствен и бесстрашен,
Рога - вперед, летит среди лугов и пашен,
Не видя ничего, как вихрь, неукротим, -
И в страхе пятится противник перед ним.
А он одним прыжком, разгоряченный, сходу,
Взвивая сотни брызг, ныряет с плеском в воду;
В глазах горит огонь, из ноздрей пышет дым,
Победно он плывет к возлюбленным своим,
И вся река вокруг кипит, бурлит, волнуясь,
И долго я гляжу вослед ему, любуясь.
Вот так, создав пейзаж из всех земных щедрот
И сочетав красу равнин, низин, высот,
И света, и теней, и фона, и движенья,
Вы воплощаете к природе уваженье.

А чтобы вящее вниманье пробудить,
Есть средство - от границ ваш сад освободить;
Где виден нам конец, там места нет надежде.
И то, что нравилось и радовало прежде,
Надоедает вдруг и раздражает нас,
Коль упирается в глухую стену глаз.
Убрав иль просто скрыв заметную ограду,
Еще добавим мы очарованья саду,
Не допуская мысль, что из-за той стены
Нам лучшие места, быть может, не видны.
В далекой древности, бывало, наши предки
Для безопасности себя сажали в клетки:
Вокруг своих жилищ и пашен от врагов
Донжоны строили и прорывали ров.
Хоть то была тюрьма, но в ней была надежность.
Кому нужна теперь такая осторожность?
Кто нынче вздумает на мирный дом напасть?
Кто станет посягать на земли или власть?
Чтоб вас отгородить от чуждых глаз, довольно
Кустов шиповника, разросшихся привольно!

Ограды вкруг садов меня безмерно злят.
Так выйдем же из них скорей и бросим взгляд
На сад - единственный, где вход не оградили, -
Большой, прекрасный парк: то парк в Эрменопвиле.
Сады с полями в нем так тесно сращены,
Что средь полей сады, в садах - поля видны,
А с высоты холмов, откуда вид широкий
Охватывает взгляд на юге и востоке,
Природа Гению промолвила давно:
Смотри, здесь все - твое, и лишъ тебе дало
В порядок привести все это изобилье.
Так приложи труды, заботу и усилья!
И Гений принялся осуществлять приказ:
Все осмотрел кругом, что может видеть глаз,
Ища сокровища, отправился в долины,
В овраги, на холмы, в ущелья, на равнины,
А по дороге стал, как будто невзначай,
Усовершенствовать обширный, дикий край;
Заметил тотчас же изъяны, недостатки,
Там что-то выпрямит, там - выровняет складки,
Там умеече соберет, а там - разъединит,
Поправит, вычистит, придаст опрятный вид...
И вот уж темный бор не выглядит столь мрачным,
Ручей становится спокойным и прозрачным,
Дорожки резвые бегут со всех сторон
То вниз, в глубокий лог, то на высокий склон,
То разбегаются веселой паутиной...
И смотришь - стал эскиз законченной картиной.
Такой огромный труд, быть может, вас смутит? -
Пойдемте, поглядим, какой имеют вид
Пещеры, статуи, бассейны - ухищренья,
Сооруженные в садах для украшенья.
Все эти мелочи недолго тешат взгляд,
Не окупая тех усилий и затрат,
Которых требуют, хоть выглядят нарядно.
Исправить весь ландшафт - не более накладно

О, как бы я хотел, чтоб вся моя страна
В Эдем, в единый сад была превращена!
Но вот что надо знать любому садоводу:
Есть два лишь способа преображать природу:
Один рассчитанностью линий покорять,
Другой - нежданными картинами пленять.
Но - надо выбирать: они несовместимы.
Тому попробуем примеры привести мы.
Один являет нам симметрии закон.
Изделия искусств в сады приносит он.
Повсюду разместив то вазы, то скульптуры,
Из геометрии взяв строгие фигуры,
Деревья превратит в цилиндры и кубы,
В каналы - ручейки. Все у него - рабы.
Он - деспот, властелин, надменный и блестящий.
Другой все сохранит: луга, овраги, чащи,
Пригорки, впадины, неровность, кривизну,
Считая госпожой естественность одну.
Что ж, может быть, они по-своему и правы,
Ленотр и Кент равно заслуживают славы.
Кент мудрецам открыл красу лесов, полей,
Ленотр свои сады сажал для королей, -
А жизни королей торжественность пристала,
И должно, чтобы в ней все роскошью блистало:
Чтоб в подданных восторг и верность укреплять,
Сияньем золота их надо ослеплять.

Природу одолеть искусству удается,
Лишь если все вокруг оно менять берется.
Но исправлять пейзаж по мелочам нельзя;
И украшательство - бесплодная стезя.
Ведь сколь грустны сады, где клумбы - как заплаты,
Где все расчерчено па ровные квадраты,
Где каждый маленький зеленый уголок
Причесан так, чтоб в нем укрыться ты не мог,
Где нет ни дерева без выстриженной ветки
И одинаковы, как близнецы, беседки,
Где разлинованы тропинки, как чертеж,
И где источника без вазы не найдешь,
Где вместо тополей - шары и пирамиды,
Пейзажа нет, а есть искусственные виды,
И всюду пастушки из мрамора стоят...
Лесная глушь милей, чем этот жалкий сад!

Старанья тщетные хозяину оставим.
К шедеврам мировым мы наш полет направим,
В торжественный Версаль, в сияющий Марли,
Что при Людовике свой облик обрели.
Здесь все поистине прекрасно, все помпезно.
Строенье, как дворец Армиды, грандиозно,
Как у Альцины, сад чарует красотой.
Так отдыхающий от подвигов герой,
Еще не усмирив кипящей в нем отваги,
Не может не творить чудес при каждом шаге:
Он гордо шествует, лишь с божеством сравним,
А горы и леса склоняются пред ним.
Здесь вырос строй дубов - прекраснейших созданий -
Вокруг двенадцати великолепных зданий,
Здесь реки подняты, воздвигнуты мосты,
Плотины сделаны, чтоб воды с высоты
Свергались пенистым, грохочущим каскадом
И, успокоившись, текли с лугами рядом,
Под солнцем распустив алмазный купол свой.
В тенистых рощицах, где побродить так славно,
Мы видим мраморных Сильвана или Фавна,
Диана, Аполлон - все обитают там;
Беседка каждая - миниатюрный храм.
Да, не жалели их величества усилий
И весь Олимп к себе на праздник пригласили.
Ленотр величием природу победил,
Но долго видеть блеск глазам не хватит сил.
Я аплодирую оратору, который
Искусно строит речь: сравнения, повторы,
Ход мыслей и язык великолепны в ней,
Но с другом искренним беседа мне милей.
И бронза, и хрусталь, и мрамор безупречны,
Но наслаждения искусством быстротечны,
А луг, иль дерево, иль тихий водоем -
На них мы весь наш век глядеть не устаем.
Природы никогда не будет слишком много:
Всегда прекрасная, она - творенье бога.

Заглянем в Мильтона : как он изобразил
Приют, где некогда наш прародитель жил?
Увидите ли вы науку и сноровку
И разграфленную линейкой планировку
Иль руслом мраморным стесненную волну
В том крае, где Адам встречал свою весну?
Нет, щедро и легко там с самого начала
Природа красоту и радость расточала.
Холмов, долин и рощ веселый хоровод,
И рек голубизна, и лепет вольных вод,
И штрих прерывистый - как бы набросок робкий -
Петляющей в траве песчаной узкой тропки,
Наивность, простота, прелестный ералаш -
Вот истый рай земной, божественный пейзаж!
Над нежным бархатом травы светло-зеленой
Деревья темные, шумя, качают кроной...
Как сладостен их вид, как свеж их аромат!
То купами они отдельными стоят,
То выстроятся в ряд, как изгородь живая.
То разбегутся врозь, всю даль вам открывая,
То, опустив листву густую до земли,
Как будто не хотят, чтоб вы сквозь них прошли,
То книзу ветви их гирляндами свисают
И в полдень на цветы сквозную тень бросают,
То вдруг сплетаются вверху как некий свод,
То из стеблей альков пред нами предстает,
То выгнутся они подобьем колыбели. . .
Здесь Ева, чьи глаза мечтою голубели,
Вздохнула радостно, как луч зари, светла,
И руку юному супругу отдала.
Их поздравляли все явления природы:
Сияньем - небеса, журчаньем тихим - воды,
Их дрожи трепетом ответила земля,
Их вздохи повторял Зефир, летя в поля,
Лес шумом славил их и веток колыханьем,
А роза сладостным поила их дыханьем.
Да, в мире не было счастливее четы!
Блажен, кто, как они, вдали от суеты,
Гордыни и страстей, природой одаряем,
Сумеет жизнь прожить, не поступившись раем!
Ведь если б ширь полей и прелесть тишины
Нам не были милы, приятны и нужны,
Откуда бы взялась в нас к ним такая тяга?
Все втайне ценят их как истинное благо.
Мудрец на склоне лет возделывает сад.
Вельможа от балов в глуши укрыться рад.
Поэт скрывается в беседке отдаленной.
Купец, расчетами в конторке утомленный,
Стремится сторговать богатый сельский дом;
Он тешится мечтой, как обживется в нем,
И рад заранее расписывать хозяйке,
Какой там будет сад, и клумбы, и лужайки.
В награду воинам в минувшие века
Преподносили сад. И мощная рука
Воителя, устав вершить свой подвиг ратный,
Бралась за мирный труд, не менее приятный.
Трофеи сложены, отставлен меч, и вот
Не кровь, а воду он усердно в землю льет,
Теперь он не полки а лишь стада считает,
А на оружии Помона восседает,
И, если тетиву натянет эта длань,
То от стрелы падет не человек, а лань.
Вот так возник Бленем . Он герцогу награда
И лучший образец прекраснейшего сада.
Он - памятник тому, кто в битвах преуспел,
И по заслугам я сей дивный парк воспел.
Коль ищешь ты искусств бессмертные творенья,
То лучше не найти - их прелесть вне сравненья;
Об их создателях подумаешь порой:
Кто славен более - они иль их герой?
А коль займешься ты ушедшими веками, -
Легенду этих мест тотчас подскажет память,
И Розамонды дух тебе предстанет вмиг:
Печален взор ее и трогателен лик;
Как роза хрупкая под сводами лазури
Она цвела лишь день - до налетевшей бури.
Сам Мерлин уберечь невинную не смог,
Жестокой ревности ее сразил клинок,
И та, кто для любви и счастья расцветала,
Под шквалом ярости и ненависти пала.
О, жертва бедная, тебя давно уж нет,
Но в замке тень твоя витает сотни лет...
Любой, придя сюда, пополнит и своими
Источник чистых слез, твое носящий имя;
Твой слыша тихий вздох, вздохнет он в унисон
И вспомнит, что тебя прославил Аддисон.
Все это - милые, но старые преданья,
И где сравниться им с той восхищенной данью,
Которую навек признательный народ
Герою за его деянья воздает?
К чему описывать дворец? Его громада
Величия полна. Узорная ограда,
Что окружает парк, крепка и высока.
Бессмертью памятник, он простоит века.
Там в залах мраморных завешивают стены
Картины славных битв - большие гобелены,
Там, словно Родоса прославленный колосс,
Огромный монумент из бронзы меч вознес;
Темнея, там повис над тихою рекою
Мост скорби: он стоит, печальною дугою
Склонившись над водой, как вечный плач без слов
Оставшихся сирот и неутешных вдов.
Там зданья, статуи прекрасны! Но не это
В твоей красе, Бленем, пленило дух поэта!
Давно привыкли мы от восхищенья млеть
Пред славой, что для нас запечатлела медь
Иль мрамор мертвенный. Но нынче дар бесценный
Иной, чем до сих пор, великий и нетленный,
Как замыслы его и как его дела,
Природа герцогу сама преподнесла,
В знак благодарности отважному герою
Своей обильною и щедрою рукою
Собрав, дабы ему воздать хвалу и честь,
Все то, что у нее в сокровищнице есть, -
И вот средь птиц лесных нашлись свои Орфеи;
Гирлянды зелени - склоненные трофеи,
Знамена, взятые у пленников в бою,
И, - как бы времени нарушив колею, -
В честь триумфатора смешала все сезоны:
Цветами разных стран украсила газоны,
Плоды лесов, полей, садов и пышных нив
Для услаждения его соединив.
Все говорят о нем - и села и деревни,
Он - нынешний герой - понятней им, чем древний,
И так из уст в уста молва за годом год
Рассказ о подвигах его передает.
Своих защитников страна не забывает,
И в память об отце потомков награждает.
Утрата велика, но за такой урон
Сторицей воздает им щедрый Альбион.
Ах, если б мог еще потомкам в назиданье
Ты, Спенсер наших дней, воспеть его деянья!
Один великий род обоих вас сроднил:
Ты, Спенсер, в нем Орфей, а Мальборо - Ахилл.
Он и средь райских кущ, где ныне пребывает,
О прелести твоей, Бленем, не забывает.
А вы, потомки тех, кто ваш прославил род,
Достойны будьте их, пусть слава к вам придет.
Живите, как они, свой стяг не опуская,
На вас глядит страна, владычица морская,
И увенчает вас отечество венцом,
Коль будет вам Бленем награды образцом.
Он был и для наук гостеприимным кровом.
Там Гершель взор людей направил к звездам новым,
Наследник Ньютона, там он Уран открыл,
На небесах его движенье проследил;
С тех пор ведет Уран отважных капитанов
В их долгих плаваньях средь грозных океанов.
Быть может, - новый плод ученого труда -
Взойдет на небосклон и Мальборо звезда,
И блеск ее лучей сольется непременно
С сиянием имен Конде или Тюренна.
При этих именах слез не могу сдержать.
О, Франция моя, героев наших мать!
Могу ль я о тебе забыть хоть на мгновенье?
Ведь ты - моя любовь, и жизнь, и вдохновенье,
И если б воспевать тебя я перестал,
То славу, и талант, и честь бы потерял!
Прощай, Бленем! Шамбор теперь ко мне взывает.
Хоть роскошью своей он менее блистает,
Он - тоже памятник прославленным боям.
Морис, Саксонский граф, явил отвагу там.
Один Фонтенуа Бленема стоит, право.
Прекрасны парк, дворец, и не померкла слава
О подвигах его владельцев, ведь она
В историю страны их впишет имена.

Так в нашей памяти оружием бряцают
Герои давних войн: хоть рядом и мерцает
Коцита черная, беззвучная вода,
Они останутся такими навсегда.

Продолжение: Песнь вторая...

Жак Делиль. Поэма "Сады"
Жак Делиль - А. Воейков